|
|
Официальный сайт |
||
|
Анатолий Руденко | Главная | Сайт | Фан-клуб | | | Контакты | Ссылки |
|
||
|
Следовательно, искусство, делает он совершенно правильный
вывод, может быть действительно великим только в том случае, если отвечает художественным критериям, которые не
зависят от религиозных соображений. Если действительно корни искусства в
религиозном ритуале, то оно становится искусством лишь в тот самый момент,
когда отделяется от ритуала и приобретает самостоятельность. Все это достаточно убедительно, но не относится к Арто: для
Арто театр был не просто религиозным искусством, видом искусства, служащим
религии; для него театр был проявлением самого религиозного порыва. Его религией был театр
— по крайней мере до тех пор, пока глубоко религиозная
природа не привела его к другим, даже более сильным и страстным проявлениям
тоски по преодолению мира, каким он нашел его. Но как можно театр, средство коммуникации, которое служит,
как обычно считается, для передачи множества информации и сообщений и, значит,
неизбежно нейтрально, свободно от собственной философии и идеологии,
превратить в религию? Какой религией может быть театр? Для Арто театр был «ожившей метафизикой» (IV, 54). «Театр — хранилище энергии, образованное Мифами, которым более не
поклоняется человечество, и театр возрождает их»(V, 272). Театр — это двойник
(так сказать, представитель) «той великой магической действующей силы (agent), [289] которая реализуется в форму театра, пока он не станет ее
преображением» (V, 272—273). Что представляют собой эти великие магические силы, с
которыми театр может восстановить связь? Это ?тайные
истины», которые театр может снова вывести на свет посредством языка жестов,
«выявлять в открытых жестах скрытые истины, затаившиеся в формах при их
столкновении со Становлением» (V, 84).
При всей своей гуманности это место достаточно ясно: как Бергсон 24, Шоу или Ницше, Арто
был романтическим виталистом, верящим в целительность жизненной силы, энергии
природного инстинкта человека в противовес сухому рационализму, логическому
рассуждению, основанному на лингвистической изощренности; он отдавал
предпочтение сердцу, а не голове, телу и его ощущениям, а не рафинированным
абстракциям разума. И если Ницше в «Рождении трагедии» заявлял о своей
убежденности в том, что корни театра в дионисийском духе, темном, неистовом,
разрушительном, буйном, страстном, нечленораздельном, в музыкальном экстазе,
но смягченном и усмиренном аполлонической ясностью, мерой и разумом25, Арто полностью
отрицал аполлонические элементы и возлагал надежду на темные силы дионисийской
жизненности со всей ее жестокостью и таинственностью. Арто верил, что если бы
эти силы могли быть приведены в движение с помощью театра, воплощены в театре,
то человечество могло бы свернуть с гибельного пути, который ведет ко все
возрастающей атрофии инстинктов, означающей постепенное угасание жизненной
силы и в конце концов — смерть. |
|||
|
|
|||
