|
|
Официальный сайт |
||
|
Анатолий Руденко | Главная | Сайт | Фан-клуб | | | Контакты | Ссылки |
|
||
|
"Это чудесно!" -- восклицал он...
Летом 1904 года пришла печальная весть из Баденвейлера о смерти Антона
Павловича.
"Ich sterbe" {Я умираю (нем.).}
-- были последние слова умирающего. Смерть его была красива, спокойна и торжественна.
Чехов умер, и после своей смерти стал еще более любим на родине, в Европе и
Америке. Однако, несмотря на свой успех и популярность, он остался многими
непонятым и недооцененным. Вместо некролога -- выскажу несколько своих мыслей о
нем.
До сих пор еще существует мнение, что Чехов -- поэт будней, серых людей, что
пьесы его -- печальная страница русской жизни, свидетельство духовного
прозябания страны. Неудовлетворенность, парализующая все начинания,
безнадежность, убивающая энергию, полный простор для развития родовой
славянской тоски. Вот мотивы его сценических произведений.
Но почему эта характеристика Чехова так резко противоречит моим представлениям
и воспоминаниям о покойном? Я вижу его гораздо чаще бодрым и улыбающимся, чем
хмурым, несмотря на то, что я знавал его в плохие периоды болезни. Там, где
находился больной Чехов, чаще всего царила шутка, острота, смех и даже шалость.
Кто лучше его умел смешить или говорить глупости с серьезным лицом? Кто больше
его ненавидел невежество, грубость, нытье, сплетню, мещанство и вечное питье
чая? Кто больше его жаждал жизни, культуры, в чем бы и как бы они ни
проявлялись? Всякое новое полезное начинание -- зарождающееся ученое общество
или проект нового театра, библиотеки, музея -- являлось для него подлинным
событием. Даже простое очередное благоустройство жизни необычайно оживляло,
волновало его. Например, помню его детскую радость, когда я рассказал ему
однажды о большом строящемся доме у Красных ворот в Москве взамен плохонького
одноэтажного особняка, который был снесен. Об этом событии Антон Павлович долго
после рассказывал с восторгом всем, кто приходил его навещать: так сильно он
искал во всем предвестников будущей русской и всечеловеческой культуры, не
только духовной, но даже и внешней.
То же и в его пьесах: среди полной безнадежности восьмидесятых и девяностых
годов то и дело загораются в них светлые мечты, бодрящие предсказания о жизни
через двести, триста или тысячу лет, ради которой мы все должны теперь
страдать; о новых изобретениях, благодаря которым будут летать по воздуху, об
открытии шестого чувства.
А заметили ли вы, как часто при исполнении пьес Чехова в зрительном зале
раздается смех, да такой звонкий, веселый, какого мы не слышим на других
спектаклях? Когда же Чехов берется за водевиль, то доводит шутку до размеров
уморительного буфа. |
|||
|
|
|||
