|
|
Официальный сайт |
||
|
Анатолий Руденко | Главная | Сайт | Фан-клуб | | | Контакты | Ссылки |
|
||
|
Другой прием и обед, о котором я упомянул, устроенный Гауптманом, также имеет
свою маленькую историю. Гауптман часто бывал на наших спектаклях. Любовь его к
русской литературе и ее влияние на него достаточно известны. На первом
спектакле, который он смотрел (шел "Дядя Ваня"), ему пришлось впервые
познакомиться и с русским сценическим искусством. В антрактах, сидя в своей
ложе с женой и близкими, Гауптман, несмотря на застенчивость, довольно громко
высказывал свои лестные мнения о Чехове и нашем театре. Естественно, что перед
отъездом из Берлина мы с Владимиром Ивановичем нашли нужным поехать
засвидетельствовать свое почтение писателю, с пьесами которого в течение многих
лет наш театр знакомил русского зрителя. В маленькой квартире Гауптмана мы
застали полный разгром. Оказалось, что жена его, с которой он, как говорит
молва, писал образ Раутенделейн в "Потонувшем колоколе" и роль Пиппы
в пьесе "Pippa tanzt" {"Пиппа танцует".}, увлекалась
оркестровой игрой и, если не ошибаюсь, даже дирижерством. По-видимому,
ожидалась какая-то музыкальная репетиция, так как маленькая комната была
заставлена множеством пультов. За недостатком места оркестр вылез из маленькой
гостиной в самый кабинет писателя. Гауптман напомнил нам Антона Павловича
Чехова. Их роднила между собой присущая обоим скромность, застенчивость и
лаконичность. К сожалению, разговор не мог быть очень долгим, разнообразным и
красноречивым, во-первых, потому, что мы сами конфузились, сидя перед этим
замечательным человеком, а во-вторых, потому, что наш немецкий язык не был
силен для литературных и художественных тем. Гауптман сказал, что он всегда
мечтал для своих пьес о такой игре, какую он увидал у нас, -- без театрального
напора и условностей, простую, глубокую и содержательную. Немецкие актеры
уверяли, что его мечты несбыточны, так как театр имеет свои требования и
условности, которые нельзя нарушать. Теперь же, на склоне своей писательской
деятельности, он увидел то, о чем всю жизнь мечтал.
Артистическая зрелость Открытие давно известных истин
Смерть Чехова оторвала у театра большой кусок его сердца. Болезнь, а
впоследствии смерть Морозова оторвала у него другой кусок. Неудовлетворенность
и тревога после неудачи с пьесами Метерлинка, ликвидация студии на Поварской,
недовольство собой как артистом, полная неясность того, куда идти дальше, --
все это не давало покоя, отнимало веру в себя, и делало меня на сцене каким-то
деревянным и безжизненным. |
|||
|
|
|||
