|
|
Официальный сайт |
||
|
Анатолий Руденко | Главная | Сайт | Фан-клуб | | | Контакты | Ссылки |
|
||
|
Художник, гризетка, мансарда, студент, Монмартр,-- в этом есть стиль,
очарование, грация и даже романтизм.
Дело было летом, мы, актеры, жили все вместе, безвыездно, в Любимовке. Поэтому
можно было без конца репетировать, а потом и играть при первом удобном случае;
и мы широко пользовались этой возможностью. Встанешь, бывало, утром,
выкупаешься и -- сыграешь водевиль. Потом позавтракаешь и -- сыграешь другой.
Погуляешь, опять повторишь первый. А там, смотришь, вечером кто-то приехал в
гости, мы к нему:
"А не хотите ли, мы вам сыграем спектакль?"
"Хочу",-- ответит приезжий.
Зажигаем керосиновые лампы -- декорации никогда не снимались,-- спускаем
занавес, надеваем -- кто блузу, кто фартук, чепец, кепи, и спектакль начался
для одного зрителя. Для нас это были репетиции, при каждом повторении которых
мы ставили себе все новые и новые задания ради самоусовершенствования. Вот тут
брошенная мне когда-то фраза о "чувстве меры" изучалась со всех
сторон. Наконец я довел всех актеров до такого чувства меры, при котором нельзя
было дышать, а зритель засыпал от тоски.
"Хорошо, но... тихо!" -- говорил он, конфузясь.
Значит, нужно говорить громче, решали мы. Отсюда -- новая задача, новые
репетиции. Пришел другой зритель, нашел, что слишком громко. Значит, нет
чувства меры, и надо говорить не громко. Вот эта-то на первый взгляд простая
задача никак не удавалась нам. Самое трудное на сцене -- говорить не тише и не
громче того, что нужно, при этом быть простым и естественным.
"Водевиль надо играть в темпе, полным тоном",-- сказал нам новый
зритель.
"В темпе? Хорошо! Акт идет сорок минут. Когда он пойдет тридцать, это
значит, что мы играем его в темпе"...-- После долгих репетиций мы достигли
тридцати минут.
"Вот когда водевиль пройдет в двадцать минут, -- заказывал я,-- тогда
будет совсем хорошо".
Создался своего рода спорт, игра на скорость, и мы достигли двадцати минут.
Теперь казалось нам, что водевиль идет не громко и не тихо, в быстром темпе и
в, полном тоне, с чувством правды. Но когда приехал наш критик, он сказал:
"Я ровно ничего понять не могу из того, что вы болтаете, и из того, что вы
делаете. Вижу только, что все мечутся, как угорелые".
Но мы не унывали:
"Вы говорите: мечутся. Значит, делать то же самое, но так, чтобы все было
понятно и в дикции, и в движениях", -- решили мы. |
|||
|
|
|||
