|
|
Официальный сайт |
||
|
Анатолий Руденко | Главная | Сайт | Фан-клуб | | | Контакты | Ссылки |
|
||
|
"Вот, мол, до чего дошло! Какие директора пошли нынче -- мальчишки! Что он
понимает в нашем деле! А тоже -- лезет с услугами!"
Его львиное спокойствие, грива волос на голове, полное отсутствие напряжения,
ленивые, плавные движения, точно у царственного хищника, подавляли меня. Сидя
вдвоем с ним в маленькой комнате, я чувствовал свое ничтожество и его
громадность. Я знал, как этот спокойный богатырь мог загораться за роялем или
за дирижерским пультом; как тогда вздымались его длинные волосы и закрывали
половину его лица, точно львиная грива; каким огнем зажигался его взгляд; как
его руки, голова, все туловище, словно с хищными порывами, бросалась в разные
стороны разбушевавшегося оркестра. Лев и Антон Рубинштейн слились в моем
представлении. И потому мне казалось тогда, будто я сижу в гостях у царя зверей
в его маленькой клетке.
Через час я встретился с ним на оркестровой репетиции. Рубинштейн старался
перекричать гремевший оркестр своим высоким голосом. Он вдруг завизжал,
обращаясь к тромбонам, и что-то резко крикнул им. По-видимому, ему было мало
звуков и силы для передачи взбудораженных в нем чувств, и он требовал, чтобы тромбоны подняли выше
свои раструбы, чтобы их рев летел в публику без всяких преград. Репетиция
кончилась. Рубинштейн, как лев после боя, лежал с кошачьей мягкостью во всем
усталом теле, обливаясь потом. С замиранием сердца я стоял у двери его артистической
уборной, не то охраняя его, не то молясь на него, не то любуясь им в щелку
двери. Музыканты тоже были воодушевлены и почтительно провожали его, когда
Антон Григорьевич после отдыха отбывал в гостиницу, в свою маленькую клетку.
Каково же было мое недоумение, когда несколько взволнованных музыкантов подошли
ко мне и вызывающим тоном объявили, что они не придут на сегодняшний концерт,
если Рубинштейн не извинится перед ними.
"В чем?" -- спрашивал я, удивленный, вспоминая все то прекрасное, что
я только что видел и слышал.
Так я и не мог добиться, в чем заключалась обида. По-видимому, музыкантам
показалось, что он крикнул какое-то слово, или они не мирились с самым тоном и
интонацией творчески-взволнованного гения. Как я ни старался, но мне не удалось
успокоить их. Я только добился от них согласия придти на концерт. Если
Рубинштейн обещает им извиниться перед ними после концерта, они сядут за
пульты, если же нет -- они поступят, как хотят.
Я тотчас же поехал к Рубинштейну, извинялся, заикался, говорил бестолково о
том, что случилось, и спрашивал, как я должен поступить. Он полулежал в той же
спокойной позе, как при первом моем знакомстве с ним. Мое заявление не
произвело на него решительно никакого впечатления, тогда как я потел от волнения,
страха перед готовящимся скандалом и беспомощности своего ответственного
положения. |
|||
|
|
|||
