|
|
Официальный сайт |
||
|
Анатолий Руденко | Главная | Сайт | Фан-клуб | | | Контакты | Ссылки |
|
||
|
В шестидесятых и семидесятых годах Москва и Петербург танцевали. В течение
сезона балы давались ежедневно, и молодым людям приходилось бывать в двух-трех
домах в один вечер. Я помню эти балы. Приглашенные приезжали чуть ли не цугом,
со своей прислугой в парадных ливреях на козлах и сзади, на запятках. Против
дома, на улице, зажигались костры, а вокруг костров расставляли угощение для
кучеров. В нижних этажах дома готовился ужин для приехавших лакеев. Щеголяли
цветами, нарядами. Дамы увешивали грудь и шею бриллиантами, а любители считать
чужие богатства вычисляли их стоимость. Те, которые оказывались наиболее
бедными среди окружающей их роскоши, чувствовали себя несчастными и точно
конфузились своей нищеты. Богатые же поднимали головы и чувствовали себя
царицами бала. Котильоны с самыми замысловатыми фигурами, с богатыми подарками
и премиями танцующим длились по пяти часов беспрерывно. Чаще всего танцы
кончались при дневном свете следующего дня, и молодые люди прямо с бала,
переодевшись, отправлялись на службу в контору или в канцелярию.
Мой отец и мать не любили светской жизни и выезжали только в крайних случаях.
Они были домоседы. Мать проводила свою жизнь в детской, отдавшись целиком нам,
ее детям, которых было десять человек.
Отец, до самого дня свадьбы, спал в одной кровати с моим дедом, известным своей
патриархальной жизнью старинного уклада, унаследованной им от прадеда --
ярославского крестьянина, огородника. После женитьбы он перешел на свое брачное
ложе, на котором спал до конца жизни; на нем он и умер.
Мои родители были влюблены друг в друга и в молодости, и под старость. Они были
также влюблены и в своих детей, которых старались держать поближе к себе. Из
моего далекого прошлого я помню ярче всего мои собственные крестины, --
конечно, созданные в воображении, по рассказам няни. Другое яркое воспоминание
из далекого прошлого относится к моему первому сценическому выступлению. Это
было на даче в имении Любимовка, в тридцати верстах от Москвы, около полустанка
Тарасовка Ярославской ж. д. Спектакль происходил в небольшом флигеле, стоявшем
во дворе усадьбы. В арке полуразвалившегося домика была устроена маленькая
сценка с занавесью из пледов. Как полагается, были поставлены живые картины
"Четыре времени года". Я -- не то трех-, не то четырехлетним ребенком
-- изображал зиму. Как всегда в этих случаях, посреди сцены ставили срубленную
небольшую ель, которую обкладывали кусками ваты. На полу, укутанный в шубу, в
меховой шапке на голове, с длинной привязанной седой бородой и усами, постоянно
всползавшими кверху, сидел я и не понимал, куда мне нужно смотреть и что мне
нужно делать. Ощущение неловкости при бессмысленном бездействии на сцене,
вероятно, почувствовалось мною бессознательно еще тогда, и с тех пор и по сие
время я больше всего боюсь его на подмостках. После аплодисментов, которые мне
очень понравились, на бис мне дали другую позу. Передо мной зажгли свечу,
скрытую в хворосте, изображавшем костер, а в руки мне дали деревяшку, которую
я, как будто, совал в огонь. |
|||
|
|
|||
