|
|
Официальный сайт |
||
|
Анатолий Руденко | Главная | Сайт | Фан-клуб | | | Контакты | Ссылки |
|
||
|
Тон Баранова сразу переменился. Вскоре он запил... Его лечили, вылечили,
простили... потому что он талант. Опять он вел себя образцово. Но по мере того
как он играл роль и успех его рос, он все больше и больше портился. Потом он
стал неаккуратен, начал манкировать, якобы по болезни, и даже однажды без
предупреждения не пришел на спектакль. Пришлось проститься с ним. Потом он
ходил оборванцем по Москве, декламировал на улицах громоподобным голосом
какие-то напыщенные стихи и монологи, ревел на верхних могучих нотах. Городовые
водили его в участок. Иногда, по старой памяти, он заходил к нам в театр. Его
принимали ласково, кормили и поили, но он не просил даже вернуть его в труппу,
говоря:
"Понимаю сам, что недостоин!"
Потом его встретил кто-то на большой дороге в одном нижнем белье, и, наконец,
он скрылся... Где он теперь, талантливый, милый бродяга с детским сердцем и
умом? Должно быть, погиб... от славы, не перенеся успеха. Мир праху его!
Спектакль в целом не имел большого успеха ни в Петербурге, ни в Москве, и,
несмотря на наши старания, общественно-политическое значение его не дошло до
зрителей, если не считать роли Баранова, который меньше всего думал о политике.
"На дне"
Во время первой нашей поездки в Крым, сидя как-то раз вечером на террасе и
слушая плеск морских волн, Горький рассказывал мне в темноте содержание этой
своей пьесы, о которой он тогда еще только мечтал. В первой редакции главная
роль была роль лакея из хорошего дома, который больше всего берег воротничок от
фрачной рубашки -- единственное, что связывало его с прежней жизнью. В ночлежке
было тесно, обитатели ее ругались, атмосфера была отравлена ненавистью. Второй
акт кончался внезапным обходом ночлежки полицией. При вести об этом весь муравейник
начинал копошиться, спешил спрятать награбленное; а в третьем акте наступала
весна, солнце, природа оживала, ночлежники из смрадной атмосферы выходили на
чистый воздух, на земляные работы, они пели песни и под солнцем, на свежем
воздухе, забывали о ненависти друг к другу.
Теперь нам предстояло поставить и сыграть эту пьесу в новой, значительно
углубленной редакции, под названием "На дне жизни", которое после, по
совету Владимира Ивановича, Горький сократил до двух слов -- "На
дне". Опять перед нами была трудная задача: новый тон и манера игры, новый
быт, новый своеобразный романтизм, пафос, с одной стороны, граничащий с
театральностью, а с другой -- с проповедью. |
|||
|
|
|||
