|
|
Официальный сайт |
||
|
Анатолий Руденко | Главная | Сайт | Фан-клуб | | | Контакты | Ссылки |
|
||
|
Секрет открыт. Он в
том, что нельзя долго застревать на одном, без конца повторять избитое. Решено. Завтра на
репетиции я ввожу экспромты во все: и в мизансцены, и в трактовку роли, и в
подход к ней. …………………19……г. С первой же сцены
на сегодняшней репетиции я ввел экспромт: вместо того чтобы ходить, я сел и
решил играть без жестов, без движений, отбросив обычные ужимки дикаря. И что
же? С первых же слов я запутался, потерял текст, привычные интонации и
остановился. Пришлось скорее возвращаться к первоначальной манере игры и
мизансцене. По-видимому, мне уже невозможно обходиться без усвоенных приемов
изображения дикаря. Не я ими, а они мною руководят. Что это? Рабство? …………………19……г. Общее состояние на
репетиции было лучше: я привыкаю к помещению, в котором происходит работа, и к
людям, которые присутствуют при ней. Кроме того, несовместимое начинает
совмещаться. Прежде мои приемы изображения дикаря никак не сливались с
Шекспиром. Во время первых репетиций я чувствовал фальшь и насилие, когда я
втискивал в роль придуманные характерные манеры африканца, а теперь как будто
кое-что удалось привить к репетируемой сцене. По крайней мере я менее остро
чувствую разлад с автором. …………………19……г. Сегодня репетиция
на большой сцене. Я рассчитывал на чудодейственную, возбуждающую атмосферу
кулис. И что же? Вместо ярко освещенной рампы, суматохи, нагроможденных
декораций, которых я ждал, были полумрак, тишина, безлюдье. Громадная сцена
оказалась раскрытой и пустой. Лишь у самой рампы стояло несколько венских
стульев, которые очерчивали контуры будущей декорации, да с правой стороны была
поставлена стойка, в которой горели три электрические лампочки. Как только я взошел
на подмостки, передо мной выросло огромное отверстие сценического портала, а за
ним – казавшееся беспредельным глубокое, темное пространство. Я впервые видел
зрительный зал со сцены при открытом занавесе, пустой, безлюдный. Где-то там –
как мне показалось, очень далеко – горела электрическая лампочка под абажуром.
Она освещала лежавшие на столе листы белой бумаги; чьи-то руки готовились
записывать «каждое лыко в строку.»… Я весь точно растворился в пространстве.
Кто-то крикнул: «Начинайте». Мне предложили войти в воображаемую комнату
Отелло, очерченную венскими стульями, и сесть на свое место. Я сел, но не на
тот стул, на который полагалось сесть по моей же мизансцене. Сам автор не
узнавал плана своей комнаты. Пришлось другим
объяснить мне, какой стул что изображает. Долго не удавалось втиснуть себя в
небольшое пространство, окаймленное стульями; долго я не мог сосредоточить
внимание на том, что происходит вокруг. Мне трудно было заставить себя смотреть
на Шустова, который стоял рядом со мной. Внимание тянулось то в зрительный зал,
то в соседние со сценой комнаты – мастерские, в которых, невзирая на нашу
репетицию, шла своя жизнь – ходили люди, переносили какие-то вещи, пилили,
стучали, спорили. |
|||
|
|
|||
