|
|
Официальный сайт |
||
|
Анатолий Руденко | Главная | Сайт | Фан-клуб | | | Контакты | Ссылки |
|
||
|
Работа закипела, все были в хорошем настроении, все сулило какое-то необычайное
новое дело актерам, уставшим и измотавшимся от театральных безобразий в
провинции. По-видимому, я становился популярным. Казалось, что каждый хотел это
выразить в своем обращении со мной. Театр, который был снят с следующей недели,
задерживал начало работ, -- начали репетировать в этом временном помещении.
Первое, что я сделал, вызубрил наизусть имена, отчества и фамилии всех актеров.
Каково же было удивление третьестепенного актера или простого статиста, когда
его, быть может, впервые при всех назвали по имени, отчеству и фамилии! Ведь
раньше к нему обращались, как к рабу, и говорили: "Эй, ты, слушай!"
Это был подкуп с моей стороны. Против него не устоял никто из артистов, и они,
в свою очередь, стали обращаться со мной с особой изысканностью.
Репетиции начались с новой для всех манерой работать. На этот раз, после урока
с "Ревизором", я был осторожнее, и все шло как нельзя лучше на
радость мою и антрепренера. Он осыпал меня комплиментами за мое якобы
необыкновенное уменье обращаться с людьми. Все это уменье заключалось лишь в
том, что я к ним относился, как ко всем людям.
Прошла неделя. Солодовниковский театр освободился, мы перешли в него и снова
нашли там грязь, холод и запущенность. Актерам снова пришлось толкаться по
коридорам в ожидании своего выхода, а от нечего делать пускаться в сплетни и
пересуды. Дисциплина сразу упала, мы даже жалели о покинутом магазине. Чтобы
спасти положение, пришлось снова делать "coup d'etat"
{"государственный переворот" (франц.);
в данном случае -- решительная мера. (Ред.)}. Я отменил одну из репетиций, уехал из театра и
просил передать антрепренеру, что повторяю все то, что говорил ему при
аналогичном случае в грязном магазине, превращенном им в дворцовые комнаты.
Прошло несколько дней, и я снова получил повестку на репетицию. На этот раз
театр был отоплен, вычищен, вымыт. Мне была приготовлена и обставлена с
опереточным богатством хорошая комната, актерам было устроено фойе -- мужское и
дамское, -- но, по исконной привычке всех театров, далеко не все из актеров
догадались снять шляпы, а атмосфера кулис, по-видимому, отравляла их теми
ужасными актерскими привычками и распущенностью, с которыми я боролся и которые
мешали подходить к делу с чистыми руками и открытым сердцем. Тогда я придумал
такой трюк. Пьесу начинал очень известный и заслуженный артист, бывшая
провинциальная знаменитость, -- он играл небольшую роль. Тайно от всех я
обратился к нему и просил его умышленно нарушить дисциплину, т. е. выйти на
сцену в шубе, шапке, ботиках, с палкой в руке и начать бормотать роль, как это
делается в некоторых театрах. Далее я просил его почтительно разрешить мне,
молодому любителю, сделать ему, заслуженному артисту, чрезвычайно строгий
выговор и закончить его приказанием снять шубу, шляпу и ботики, репетировать во
весь тон и говорить роль наизусть, без тетрадки. Заслуженный артист был
настолько интеллигентен и умен, что согласился на мою просьбу. Все было
выполнено, как задумано. Я сделал ему замечание вежливо, но уверенно, громко и
с сознанием своего права. При этом, вероятно, каждый из присутствующих артистов
подумал: "Если молодой режиссер позволяет себе разговаривать так с заслуженным
почтенным артистом, то что же он сделает с нами, никому не известными актерами,
если мы его ослушаемся?" |
|||
|
|
|||
