|
|
Официальный сайт |
||
|
Анатолий Руденко | Главная | Сайт | Фан-клуб | | | Контакты | Ссылки |
|
||
|
Я бросился к
Аркадию Николаевичу, чтобы объяснить ему секрет происшедшего: ведь он точно
угадал действительную драму Дымковой. Торцов схватился за голову, побежал к
рампе, чтобы остановить бедную мать, но залюбовался тем, что она делала на
сцене, и не решился прервать ее игру. По окончании этюда,
когда все успокоились и вытерли слезы, я подошел к Аркадию Николаевичу и
заметил: – Не находите ли
вы, что Дымкова переживала сейчас не вымысел воображения, а действительность,
то есть свое личное, человеческое, житейское горе? Поэтому то, что сейчас
произошло на сцене, по-моему, следует признать результатом случайности,
совпадения, а не победой артистической техники, не творчеством, не искусством. – А то, что она
делала в первый раз, было искусством? – переспросил меня Торцов. – Да, – признался
я. – Тогда было искусство. – Почему? – Потому что она
сама, подсознательно вспомнила свое личное горе и зажила от него. – Значит, вся беда
в том, что я напомнил и подсказал ей то, что хранится в ее эмоциональной
памяти, а не она сама нашла это в себе, как в прошлый раз. Не вижу разницы в
том, сам ли артист воскрешает в себе свои жизненные воспоминания, или он это
делает с помощью напоминания постороннего лица. Важно то, чтобы память хранила
и при данном толчке оживляла пережитое. Нельзя не верить органически, всем
своим телесным и душевным существом тому, что хранится в собственной памяти. – Хорошо, допустим,
что так. Но вы должны признать, что Дымкова зажила сейчас не от физических
задач» не от их правды и веры, а от магического «если бы», вами подсказанного
ей. – А разве я это
отрицаю? – прервал меня Аркадий Николаевич. – Все дело почти всегда в вымысле
воображения и в магическом «если бы». Но только надо уметь вовремя ввести
«катализатор». – Когда же? – А вот когда!
Пойдите и спросите Дымкову, зажглась ли бы она от моего магического «если бы»,
пусти я его в ход раньше, пока она, как при втором исполнении, холодно
завертывала в скатерть полено, пока она еще не чувствовала ни ножек, ни ручек
подкинутого ребенка; пока она не расцеловала их; пока не спеленала вместо
уродливой деревяшки живое и прекрасное существо, которым она заменила полено. Я
убежден, что до этого превращения мое сопоставление грязной деревяшки с ее
красавцем-малюткой только оскорбило бы ее. Конечно, она бы расплакалась от
случайного совпадения моего вымысла с тем горем, которое она испытала в жизни.
Это живо напомнило бы ей смерть сына. Но такой плач – плач об умершем, тогда
как для сцены с подкидышем мы ждем плача по покойному, перемешанного с радостью
о живом. |
|||
|
|
|||
