|
Официальный сайт |
||
Анатолий Руденко | Главная | Сайт | Фан-клуб | | | Контакты | Ссылки |
|
||
Однако нет.
Джованни, любовник,— образ, созданный
пылким поэтом,—сумеет подняться над
местью и преступлением благодаря новому преступлению, страстному и
неописуемому, он преодолевает страх и ужас благодаря большему ужасу, который
одним махом сбивает с ног законы, нормы морали и тех людей, у кого хватает
смелости выступить в качестве судей. Ловушка
сплетена умело, приготовлен большой праздник, среди гостей скрываются сыщики и
наемные убийцы, готовые по первому сигналу броситься на него. Но этот
загнанный, погибший человек вдохновлен любовью, и он никому не позволит осудить
ее. [119] Мы будто
слышим его слова: «Вы хотите содрать кожу с моей любви. Я брошу ее вам в лицо,
вас забрызгает кровью та любовь, высот которой вам никогда не достигнуть». И он убивает
свою возлюбленную и вырывает у нее сердце, будто собираясь съесть его прямо на
пиру, где скорее всего собрались сожрать его самого. И прежде чем
его казнят, он убивает еще своего соперника, мужа своей сестры, посмевшего
встать между ним и его любовью, он убивает его в своей последней схватке,
похожей на собственные предсмертные судороги. Итак, театр,
как и чума, является грозным слиянием сил, которые, опираясь на пример,
возвращают сознание к истокам его конфликтов. Ясно, что страстный пример Форда — всего лишь символ гораздо большей по масштабу
и чрезвычайной работы. Ужасающее
явление Зла, которое предстало в своем чистом виде в Элевсинских Мистериях41, на самом деле «явив»
там свое лицо, находит отклик в мрачной атмосфере некоторых античных трагедий,
и всякий настоящий театр должен заново открыть его. Если театр,
в сущности, похож на чуму, то не потому, что он заразителен, а потому, что он,
как и чума, является откровением, прорывом вперед, движением наверх из глубин
скрытой жестокости, где кроются, и в отдельном человеке, и в целом народе, все
извращенные потенции духа. Как и чума,
театр — это торжество зла, триумф темных
сил, которые питаются от силы еще более глубокой, пока она не исчерпает себя до
дна. Как и в
чуме, в нем есть какое-то странное солнце, свет необычайной силы, когда
кажется, что даже трудное и невозможное вдруг становится для нас совсем обычным.
«Аннабелла» Форда, как всякое истинно театральное зрелище, залита светом этого
странного солнца. В ней есть что-то от свободы чумы, когда умирающий с каждой
минутой все более раздувается, а оставшийся [120] в живых становится существом все более грандиозным и
напыщенным. Сейчас можно
сказать, что всякая истинная свобода сумрачна и неминуемо сливается с
сексуальной свободой, тоже, неизвестно почему, сумрачной42. Потому что уже давно платоновский
Эрос, половое чувство и свобода жизни исчезли под темной оболочкой libido43. Его отождествляют со всем, что есть
грязного, низкого и позорного в самой жизни, в стремлении броситься в жизнь со
всей нечистой природной энергией и обновленной силой. |
|||
|
|||
Официальный сайт
Анатолия Руденко ©
Копирование материала
без соглашения с администрацией запрещено!
Студия
"_Ромашка_Design"
2008-2009 г.