|
|
Официальный сайт |
||
|
Анатолий Руденко | Главная | Сайт | Фан-клуб | | | Контакты | Ссылки |
|
||
|
"Полноте! Какая же правда, раз что на сцене все ложь, подделка: декорации,
картон, краски, грим, костюмы, бутафория, деревянные кубки, мечи и проч. Разве
все это правда?"
Но ведь я говорю не об этой правде, а о другой, -- о правде моих чувств и
ощущений, о правде внутреннего творческого побуждения, стремящегося выявиться.
Мне не важна правда вне меня, мне важна правда во мне самом, -- правда моего
отношения к тому или иному явлению на сцене, к вещи, декорации, к партнерам,
изображающим другие роли пьесы, к их мыслям и чувствам... Актер говорит себе:
"Все эти декорации, вещи, гримы, костюмы, публичность творчества и проч.
-- сплошная ложь. Я знаю это, и мне до них нет дела. Мне не важны вещи... Но...
если бы все, что меня окружает на
сцене, была правда, то вот что бы я сделал, вот как бы я отнесся к такому-то
или иному явлению".
Я понял, что творчество начинается с того момента, когда в душе и воображении
артиста появляется магическое творческое
"если бы". Пока существует реальная действительность,
реальная правда, которой, естественно, не может не верить человек, творчество
еще не начиналось. Но вот является творческое "если бы", т. е.
мнимая, воображаемая правда, которой артист умеет верить так же искренно, но с
еще большим увлечением, чем подлинной правде. Совершенно так же, как верит
ребенок в существование своей куклы и всей жизни в ней и вокруг нее. С момента
появления "если бы" артист переносится из плоскости действительной
реальной жизни в плоскость иной, создаваемой, воображаемой им жизни. Поверив
ей, артист может начать творить.
Сцена -- правда, то, во что искренно верит артист; и даже явная ложь должна
стать в театре правдой для того, чтобы быть искусством. Для этого артисту
необходимо сильно разъятое воображение, детская наивность и доверчивость,
артистическая чуткость к правде и к правдоподобному в своей душе и своем теле.
Все эти свойства помогают ему превращать грубую сценическую ложь в тончайшую
правду своего отношения к воображаемой жизни. Условимся называть эти свойства и
способности артиста чувством правды. В
нем игра воображения и создание творческой веры, в нем ограждение от
сценической лжи, в нем и чувство меры, в нем и залог детской наивности и
искренности артистического чувства. Оказывается, что чувство правды, точно так
же, как и сосредоточенность и мышечная свобода, поддается развитию и
упражнению. Не время говорить о способах и средствах этой работы. Пока скажу
только, что эту способность надо довести до такой степени, чтобы решительно
ничто на сцене не совершалось, не говорилось, не воспринималось без
предварительной очистки через фильтр артистического чувства правды. |
|||
|
|
|||
