|
|
Официальный сайт |
||
|
Анатолий Руденко | Главная | Сайт | Фан-клуб | | | Контакты | Ссылки |
|
||
|
Публики собирается мало. Конечно, всегда одни и те же, домашние. На свете не
существует самого плохого театра или актера, которые не имели бы своих
поклонников. Они убеждены, что кроме них никто не понимает скрытых талантов их
протеже, все другие люди не доросли до этого. И у нас были свои поклонники,
которые следили за нашими спектаклями и ради собственного (а не нашего, заметьте)
удовольствия приходили на них. Одним из таких "ярых" был старый
бухгалтер отца, и за это он имел у нас в цирке почетное место, что очень ему
льстило.
Чтоб поддержать работу в кассе, многие из нашей доморощенной публики в течение
всего дня брали билеты; потом, как будто, их теряли, потом приходили с
заявлением в кассу. О каждом случае велась обстоятельная беседа, спрашивали
распоряжения директора, т. е. меня, я отрывался от дела, приходил в кассу,
отказывал или разрешал дать пропуск. На случай выдачи контрамарок существовала
другая книжка с номерами и заголовками на билетах:
"Цирк Констанцо Алексеева".
В день спектакля мы приступали к гримированию и костюмированию за много часов
до начала. Куртки и жилеты закалывались наподобие фрака. Клоунский костюм
делался из длинной женской сорочки, которая завязывалась у щиколотки, образуя
нечто вроде широких панталон. Выпрашивался отцовский старый цилиндр для
"директора и дрессировщика", т. е. для меня; бумажные клоунские
колпаки заготовлялись тут же. Завернутые до колен штаны и голые ноги изображали
костюмы цирковых акробатов в трико. С помощью сала, пудры и свеклы белилось
лицо, румянились щеки и красились губы, а углем подрисовывались брови и
треугольники на щеках для клоунского грима. Спектакль начинался чинно, но после
обычного скандала брата публика расходилась, и представление обрывалось. На
душе оставалась окись, а впереди -- длинный-длинный ряд унылых дней, вечеров
предстоящей учебной недели. И опять создаешь светлую перспективу для предстоящего
воскресенья: на этот раз можно рассчитывать на поездку в цирк или театр.
И снова наступает воскресенье, и снова томление и догадки в течение дня, и
снова радость во время обеда. На этот раз -- театр. Поездка туда не то, что в
цирк. Это куда серьезнее. Этой экспедицией управляет сама мать. Нас
предварительно моют, одевают в шелковые русские рубахи с бархатными шароварами
и замшевыми сапогами. На руки натягивают белые перчатки и строго-настрого
наказывают, чтобы по возвращении домой из театра перчатки оставались белыми, а
не совершенно черными, как это обыкновенно случается. Понятно, что мы весь
вечер ходим с растопыренными пальцами рук, держа ладони далеко от собственного
туловища, дабы не запачкаться. Но вдруг забудешься и схватишь шоколад или помнешь
в руках афишу с большими черными буквами невысохшей печати. Или от волнения
начнешь тереть рукою грязный бархатный барьер ложи, -- и вместо белой тотчас же
перчатка делается темно-серой с черными пятнами. |
|||
|
|
|||
